Лобовой удар - Страница 3

Странно это было, очень странно — сидеть на сухом и тёплом пятачке, у костра, в то время, как мир вокруг будто разрушался, падал в тартарары, проваливался в бездну несотворённости.

А Бог снял с огня засвистевший чайник, отставил в сторонку, подул на пальцы. Потом разлил по кружкам кипяток, протянул одну Ивану Фёдоровичу.

«Пакетик бы чаю, — подумал тот. — С бергамотом. Чего ж простой кипяток‑то глыкать».

Однако, приняв из рук Господа обжигающую кружку, сразу уловил парящий горячий аромат чая. Или не чая. Сбора ли какого. Но пахло очень сладко и на всю ивановскую.

«Ну да, — кивнул он своим мыслям, — ему что вино из воды сделать, что чай… Мне бы так‑то. «Дымовская», вон, в машине осталась похоронена…»

Воспоминание о водочке кольнуло в подреберье. Замелькали в голове картинки прошлого, которое теперь было таким далёким и невозвратным. Явились мысленному взору исполненные укоризны глаза жены. Услышался плач дочери. Заскрежетал в ушах подъёмник эвакуатора, взграмаздывающий на платформу покорёженную «десятку».

Всё кончилось, всё! Как будто и не было. А и было ли оно на самом деле?..

— Вернул бы ты меня обратно, а? — неожиданно для самого себя и беспокойно произнёс Иван Фёдорович. — Жену мне выходить надо. Дочь в сентябре родить должна. Говорят, сын. Внук, значит, у меня будет. Дача вечно не достроена. Кот у меня, Понтием кличут… А?

— Так а я что ж, — пожал плечами Бог. — Это ты сам решай.

— В смысле? — удивился Иван Фёдорович. — Ты ж меня прибрал.

— Не прибирал я тебя.

— Так мы чего, не в раю?

— А ты прямиком в рай нацелился? — улыбнулся Господь. — Нет, не в раю.

— А где?

— Здесь, — развёл руки Бог. — На распутье.

— О как…

— Ага. Пойдёшь налево — коня потеряешь, пойдёшь направо…

— Да и ладно бы с ним, с конём‑то, — махнул рукой Иван Фёдорович. — Хотя, жалко «десяту» мою. Я ж с ней… Эх!.. Ну да ладно, лево–право, право–лево… Ты скажи, куда идти, чтобы себя не потерять.

— Всё‑то вам скажи да подскажи, — проворчал Бог. Незлобливо и не в сердцах, впрочем.

— Ну, так ты ж это… Мы ж дети твои, вроде как.

— «Вроде как….» — повторил Господь и покачал головой. — Прямо иди. Это лучше всего, чтобы себя сохранить.

— Ну, это я и сам знаю, — поморщился Иван Фёдорович. — Это все так говорят.

Господь пожал плечами: так а чего ж тогда спрашиваешь‑то…

Помолчали, слушая грозу. А гроза говорила много, торопливо и сбивчиво. То бормотала что‑то себе под нос, то разражалась вдруг длинными и громкими громовыми тирадами. Пришепётывал что‑то дождь. Вздыхал и сопел ветер.

И, несмотря ни на что, была в сердце какая‑то благодать. И уютно было, будто не в чистом поле пережидаешь грозу, а в осенней сторожке — попиваешь чаёк с сахарком вприкуску да поглядываешь в оконце. И просишь гром потише, чтобы поющего сверчка не заглушал напрочь.

Иван Фёдорович прихлёбывал горячий напиток, от которого на душе стало ощутимо легче. Может, он, этот Божий чаёк, грехи с неё смывает?

Или, прости господи, отшибает чувствительность — подготавливает к переходу на тот свет?

Ой, нет, нехорошая это мысль! Разве станет Он так с людьми…

— Кто же ещё подскажет‑то, — вернулся Иван Фёдорович к разговору, взглянув на дерзкий молниевый выпляс у горизонта. — Ты же это… один у нас всеведущий и всевидящий. Пока ты есть, кого ж ещё…

— Нет меня, — перебил Бог.

— В смысле? — не понял Иван Фёдорович и даже чай чуть не пролил.

— А какой тебе ещё смысл, — грустно улыбнулся Господь. — Правы были атеисты. Нет меня.

— Постой, постой! — всполошился Иван Фёдорович. — Какие к чертям атеисты?! Что значит «нет меня»?! Ты бог или не бог?

— Бог.

— Ну. Ты сидишь в раю или не сидишь?

— Не сижу. Ушёл я из рая.

— Куда это? — изумился Иван Фёдорович. — Где ж ты теперь?

— Здесь, — повёл взглядом вокруг Господь. — На распутье.

— Эвона как… — Иван Фёдорович похлопал себя по карманам в поисках карамельки. Но карамелек больше не было. Поэтому он только покачал головой и повторил: — Эвона как…

И спросил через минуту, испуганно:

— И кто ж теперь всем заправляет?

— А никто, — просто ответил Бог.

— То есть? Значит, бабульки по церквам молятся тебе, а тебя — нет?

— Нет.

— Весело!.. А Завет как же?

— Понимаешь, — пожал плечами Господь, прихлёбывая чай, — время такое пришло… Переосмыслить надо многое, понять.

— Хм… Неправильно это как‑то.

— Я уж и сам не знаю иногда, что правильно, а что — нет. Устал я.

— Ну, ты это… назвался груздем…

— Да знаю я, — перебил Бог. — Над новым Заветом думаю, в общем.

— Новым? А старый куда ж? Это, стало быть, конца света не предвидится пока?

— Не предвидится, — кивнул Господь. — Не готовы вы ещё.

— Это хорошо, — кивнул Иван Фёдорович, возвращаясь к чаю. — Дача у меня недостроена вечно. А тут Машка в сентябре родить должна. Внук, понимаешь, у меня будет, хе–хе… А так‑то и мы с Сергевной отчебучить можем молодца или молодуху ещё одну. Я уж ей давно говорю: слышь, Сергевна, а не сообразить ли нам…

И тут снова накатило на забывшегося Ивана Фёдоровича осознание необратимости процесса. Взгляд его стал тоскливым и отрешённым.

А Господь отставил кружку, поднялся неспешно, взял старенький, оглаженный бесконечностью времени, посох, лежащий у костра, посмотрел на Ивана Фёдоровича задумчиво.

— Пойдём, что ли, — сказал негромко.

— Это куда? — испугался Иван Фёдорович, спешно доглатывая чай. И тут же пристыдил себя за страх. Бог ведь рядом — неужели чего плохого ждать!

— Доведу тебя до перекрёстка.

— Опять перекрёсток, — поморщился Иван Фёдорович. — Я — вот только прибыл с одного… Чёрт меня дёрнул на жёлтый!..